Статьи и литература
Письма Великой Отечественной
№ 252
Письмо В. Егорова Л. Т. Космодемьянской,
матери З. А. Космодемьянской
30 октября 1943 г.
Я не знаю Вашего имени. Хватит того, что Вы — мать Зои. Значит, Вы — наша мать, родная, близкая. Не нужно быть нежным сыном, достаточно быть честным солдатом, человеком русской души, чтобы понять Ваше горе, слезы, муку.
Чем Вас порадовать? Что бы сказать Вам такое — нужное, хорошее? Трудно это сделать, но оно есть. Дорогая наша, на днях мы — мстители за Зою, за Вашу материнскую скорбь — вершили достойный суд над одним из убийц нашей родной девушки Зои. Народ аплодировал при этой праведной казни. Это был он — один из запечатленных на снимке... Так — по одному, по два, по десяти, по сотне, по тысячам — изведем гадов с лица земли.
В этот день я написал стих для бойцов. Прочтите его.
По сугробам босую водили,
Выжидали, пытали огнём,
Надсмехались, куражились, били
Свои кованным сапогом.
И застыли уста молодые...
Затянулось тугое витье...
Трепещите, мучители злые,
Перед мстительной тенью её!
Воин! Пусть твой гнев, твоя ненависть роет,
Рвёт и глушит врага на пути!
Слышишь голос замученной Зои:
«Отомсти!.. Отомсти!.. Отомсти!..»
И рокочет в ответ канонадой:
«Нет, не будет убийцам пощады!
Своей кровью свой путь освящу.
Отомщу! Отомщу! Отомщу!».
И отомстим! Клянемся Вам именем Вашей дочери, а нашей сестры — родной бессмертной Зои, клянемся своей юностью — отомстим! Не убивайтесь в горе — мы принесем Вам победу — самое высшее, в жертву чему принесла свою жизнь наша Зоя.
От всего солдатского сердца желаю Вам здоровья и радости.
Лейтенант Владимир Егоров
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 1. Копия.
№ 422 — 428
Письма В. Егорова Н. С. Чуриковой (письма адресованы в Москву)
11 февраля 1944 г. — 28 апреля 1945 г.
№ 422
11 февраля 1944 г.
Очень жаль, Нина, что письма ваши я получил с большим опозданием. Сложились такие обстоятельства, что ни получить, ни написать письма не мог. И вот только сегодня принесли ваш конвертик (всего получил 34 письма — это, говорят, только первая партия). Нина, мне трудно поверить, что передо мной строки, написанные человеком, который так близок был Зое. Я не видел никогда её, но почему-то она стала для меня не только образом, а осязаемым существом, постоянным, необходимым. Может быть, это потому, что я политработник и в своей работе вынужден жить такими людьми, как Зоя.
я буду вам благодарен, если пришлёте мне Зоину марочку. пишите о Москве. Я сам москвич. Работал недалеко от школы, в которой училась Зоя — в Тимирязевском районе и тоже в школе. (Я недавно об этом узнал). Пишите, Ниночка, больше. Я не останусь в долгу.
Сейчас наша часть на очень важном участке, бои идут горячие. День и ночь. Пришлось мне более года быть в той армии, где служил последнее время брат Зои.
Только не прерывайте переписку, пишите о себе, о жизни Зои.
Может, удастся заехать в родную Москву — не постесняюсь, зайду, познакомимся, поделимся.
Жду. Крепко жму руку.
Володя.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 2. Копия.
№ 423
10 июля 1944 г.
Добрый день, Нина!
Вы мне когда-то обещали в письме прислать марку с портретом Зои. Ещё в феврале месяце я Вам ответил на Ваше первое и, возможно, последнее письмо. Мне, как фронтовику-политработнику, Вы не поленитесь, пожалуйста, выслать заветную марочку. Она мне не только будет глубокой отрадою, но и поможет в работе с бойцами. И, возможно, напишите ещё кое о чём.
Жму Вашу руку.
Вл[адимир] Егоров
P. S. Повторяю на всякий случай свой адрес: полевая почта
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 3. Копия.
№ 424
13 августа 1944 г.
Знаете, Нина, перечитываю Ваше письмо, и странное настроение в душе. Почему — и сам не знаю — имя Зои, скромные отпечатки её внешнего облика, всё, что только смог я о ней услышать на фронте — всё это вдохнуло в меня какое-то особое впечатление. Я помню тяжёлые весенние дни, когда впервые нам, бойцам, доставили в дырявые блиндажи газету, где была первая газетная фотография Зои. Там, кажется, было три портрета и Указы о присвоении Героям великого народного звания. А вот помню почему-то только Зою. Это было весной 1942 года в старорусских болотах... Какое-то обаяние в её образе. И прав писатель, сказав: «Она — святая».
Спасибо, Ниночка, спасибо родная, что вы прислали мне Зоину марочку. Просите теперь меня о чём-то нужном, если в силах моих — сделаю.
Передайте глубокий поклон матери Зои. Нелегкой ей... Чем больше величие дочери, тем горше материнская мука.
Много у всех вас там и надежды, и тоски, и работы. Я, право, не завидую. Или это привычка?.. Наверно. Одно, что пуще всего на свете хочется пережить, увидеть своими словами, услышать, это — Москву во время салюта. А Вы правы, в Москве побывать скоро придётся. Выражаясь образно: или завтра убьют, или послезавтра обязательно встретимся. А хочется, Нина. Изныла душа по родному дому, по родным людям, по всему, что сердцу близко. Попрошу я вас — пишите подробнее о Москве, о себе. Конечно, если у вас есть желание и время, я ни в коем случае не клянчу. Возможно, Вы и сейчас потеряли мой адрес. На всякий случай пишу: п.п.
А отчество моё Вам, пожалуй, и не надобно. По имени лучше. Ведь я же не отцы Вам гожусь. За старшего брата, пожалуй, сойду. Ей богу, по имени лучше. Но желаю Вам всего-всего, крепко жму руку.
Володя.
P. S. А Карпаты какие-то синие и холодные, так от них мамалыгой и веет.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 4. Копия.
№ 425
19 ноября 1944 г.
Два письма сразу! Это случается у нас редко — уж очень мы сейчас далеко — не очень-то быстро и вовремя получишь весточку из родных краёв. Только сейчас вернулся с берега Тиссы, так что Ваше предположение о моём местопребывании верно. Не знаю, понятно ли будет вам, москвичам, чувство фронтовиков. Чем дальше движешься на Запад, чем ближе к немецкому логову, тем бодрее себя чувствуешь — ведь близка победа, конец этим тяжёлым скитаниям. Но нужно быть искренним — чем больше бодрости от сознания близости долгожданной развязки, тем чаще щемит что-то на душе: удаляешься от родной земли. Ведь стоит только выйти из своего расположения, как в глаза бросается всё чужое, даже слова родного не услышишь.
Сегодня — День артиллерии. Нашим артиллеристам, правда, некогда сейчас особенно праздновать, но весёлые, черти. Приятно смотреть на них. Какой-нибудь солдат подходит к своей «любушке» — орудию и обязательно после праздничных ста граммов улыбается и посылает немцу вместе со снарядом тяжёленькое веское русское словцо.
Мне, Нина, не довелось поздравить Вас с октябрьскими праздниками. Было не до писем. Но пожелать большущего счастья Вам я могу и в будничном письме. А счастья этого я Вам от души желаю.
Что же вы не поделитесь со мной, в каком институте учитесь, на каком факультете?
Из вашего письма видно, что Вам некогда тосковать: «работы много», «надежд и того больше», «жизнь бьёт ключом». Это неплохо! Чем меньше тоски, тем больше жизни. А всё-таки, хоть изредка, но нет-нет и потоскуйте. Вы же говорите о Зое, как о цельном образе, а вот она — я в этом уверен — в Москве частенько тосковала бы, несмотря на то, что жизнь там бьёт ключом.
Чертовски хотел бы Вас видеть, но едва ли удастся. Уж не было возможности отпуск или командировку заполучить, когда был на своей земле, а теперь едва ли. А увидеть Вас, поговорить с Вами хочется. Может быть, если жив буду, увижу когда-нибудь. Я бы Вам выслал карточку, но карточек у Вас и без моей, наверное, много, к тому же неудачно сфотографировал меня наш солдат-фотограф. Но у Вас, Нина, я попрошу какое-нибудь маленькое фото.
Мне кажется, что Вы пишете стихи. И это буду просить. А я в долгу не останусь.
Жду. Жму руку.
Володя.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 5, 6. Копия.
№ 426
19 января 1945 г.
Нина! Девушка родная! Я просто опьянел от восторга, когда получил Ваше фото. Спасибо, искреннее солдатское спасибо. Мне стыдно. Я не могу в этом письме прислать себя. Но это не по моей вине. Почти всё сделано, но фотографа командировали на некоторое время из части. Честное слово — в следующем письме будет фото.
Сегодня 19 января. Сижу у приёмника. Передают пятый приказ Сталина. Мы не видим Москву, далеко сейчас до неё. Чужая земля. Всё чужое. Опостылела эта чужбина. И чем больше тоски по родине, тем больше злобы и нетерпения.
Что же мне написать Вам о себе?.. Уж лучше, Нина, расскажу о себе, когда увижу Вас. А уж колу жив буду — на дне морском разыщу. На войну жаловаться неумно, но и петушиться особенно тоже глупо. Не завидую, а от души радуюсь за Вас: буйные годы Ваши только начинаются. Эх, годы эти! А наша молодость по фронтовым дорогам рассеяна. уж двадцать семь лет на плечах. оплакано золото, не звенит, а стонет.
Я кончил институт в первые дни войны. Мне довелось преподавать в школе попутно с учёбой. И вот сейчас мне пишут многие из моих бывших учеников. Они уже такие, как и Вы — 18-19-летние... Основное, что я хочу им всегда сказать в своих письмах, это то, что хочется сказать и Вам: любите. Без увлечений нет ни молодости, ни жизни. Не всем же глазеть на смерть из окопа. У Вас, Нина, есть высокий пример — Зоя. Она полнее всяких назиданий учит любить. Не сюсюкаться в целовании, гореть в деле, страстно гореть — и ненавидеть покой. Вы возможно улыбнётесь: зафилософствовался, мол, солдатушка. Но ведь и солдату дозволено такое.
А как сейчас Ваше здоровье? Подробно пишите об этом. Открыл свой блоктон. Первый попавшийся стих переписываю.
Скоро утро. Тревожно вокруг.
Бьют разрывы. Взмывают ракеты.
Друг мой нежный... любимый мой друг,
Я ищу тебя в сумраке. Где ты?
Спят друзья настороженным сном —
Отдыхают — устали за сутки.
Я стою на часах. А кругом —
Ни словечка живого, ни шутки.
Впереди притаившийся враг.
В чёрном воздухе мечутся пули.
Может, в этих холодных кустах
Меня чёрная смерть караулит.
Эх, солдатская дума, куда?!
Обернись, улыбнись, золотая...
Я стою на часах...Не беда.
Не беда, это участь святая.
Смерть я в этом стволе берегу.
Смерть не мне. Смерть — врагу!
а на сердце звенит неустанно:
«Моя радость, мой голубь желанный».
Жду письма. Вы, конечно, не заставите ждать. Ещё раз — жду.
Володя.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 7. Копия.
№ 427
5 февраля 1945 г.
Ниночка, родная, простите за краткость. Пишу на наблюдательном пункте батальона. Идёт бой за соседнюю сопку. Из оконца словенской хатки прекрасно видны движущиеся фигурки наших бойцов. Свирепствует немец. Даже здесь нас не забывает. Только сейчас вылетели стёкла. Но ничего... главное рад, что могу послать фото — неудобно чувствовать перед Вами долж[ником]. (Э, чёрт! Опять ухнул рядом). Неудобно чувствовать перед Вами должником. Фотографа встретил на пути к переднему краю.
Меленькое недоразумение в карточке: хотел сфотографироваться серьёзным, а сзади рассмешили, вот что-то незаконченное и получилось в улыбке.
Жду писем. Очень жду.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 8. Копия.
№ 428
28 апреля 1945 г.
Долго не было письмеца, долго. А я, грешным делом, решил было, что Вы оборвали переписку. Оказывается — «хвосты» всему виною. Но хорошо всё тем, что всё перемелено, перетёрто. Право, нравится Ваша напористость. Только уж слишком-то не перегибайте палку: окунувшись в учёбу, нельзя забывать и о себе. А то ведь здоровье — кокетливая штука, от него, как ни от чего больше, «хвосты» получаются.
Сложное, Нина, сейчас настроение на душе. Ведь, если всем вам там, в Москве, часто бывает уныло, потому что война, нет желанных людей и т.п., то какая же тоска у нас, которые не видели родного порога уже почти четыре года. Ведь война не каждую минуту, времени хватает, чтобы подумать, погрустить и даже любить. Но жизнь сейчас такая, что ко всем личным старым чувствам притекает ещё одно — оно и личное и общее, какое хотите — ясная близость победы. Чертовские получается. Мало самого себя, чтобы всё кипение удержать внутри. Ходишь, как полоумный: восторженный, потрёпанный, бешеный.
О нашей встрече мы спишемся спишемся. Только мне кажется, что мы впервые увидим друг друга у могилы Зои.
О жизни моей, право же, писать мне нечего. Оно и есть, что писать, но как-то не пишется. Уж очень всё однообразно изо дня в день.
Посылаю Вам небольшой стишок. Написал я его под жутким впечатлением. Мы видели одну мать, которая бежала из немецкого плена. В плену осталась
Слезы пленницы
Разве выскажешь горе словами?!
Я болею. Я еле дышу.
Я пишу эти строки слезами...
Мама, слышишь?.. — Я кровью пишу.
Тихо. Всё предо мною — чужое.
О, проклятая, горькая тишь!
День и ночь оскорбленья, побои.
Я — рабыня... О, мама, услышь!
Моя юность убита неволей.
Моё сердце застыло в плену.
Не любить мне любимого боле,
Не ласкать мне твою седину;
Не гулять мне в зарёвые росы.
Не звенеть, как бывало, в лесу...
Оборвали мне пышные косы,
Затоптали девичью красу.
Тяжело умирать в эти годы.
Сердце просит борьбы и любви.
Кто вернёт мне всю радость свободы?..
кто мне скажет: люби и живи?
Коль умру от недуга лихого,
Прежде, чем мой спаситель придёт,
Пусть он после мучителя злого
На могилку мою приведёт.
Приведёт и толкнёт к изголовью
И пусть вынет свой верный клинок...
Я хочу, чтобы вражеской кровью
Обагрился могильный цветок.
Пока всё. Жду Ваших строчек, Нина. Жму руку.
Володя.
ЦДНИТО. Ф. 9291. Оп. 7. Д. 37. Л. 9. Копия.
Иллюстрации из книг:
Иллюстрированная история Тамбовской области [Текст] : [альбом / Упр. культуры и арх. дела Тамб. обл. ; редкол.: Канищев В. В. — науч. ред. и др. ; авт.-сост.: Андреев С. И. и др.]. – Тамбов : Юлис, 2008. – 431 с. : ил., цв. ил., портр.
Поколение победителей [Текст] : фотоальбом / фот. В. Ермакова, А. Самошкина ; текст Г. Сельцера. – Тамбов : Тамбовполиграфиздат, 2005. – 59 с. : ил. – 60-летию Великой Победы посвящается.
Комментарии читателей
Вы можете оставить свой комментарий:
