Конференции и совещания
Захарова Е.В.,
студентка 4-го курса института филологии ТГУ им. Г.Р. Державина.
Д.С. Лихачёв о поэтике имени в литературе Древней Руси
и проза Е.И. Замятина
Изучение эстетики и поэтики памятников искусства Древней Руси представлялось Д.С. Лихачёву делом очень важным и не утратившим своей актуальности в наше время. В своём труде «Поэтика древнерусской литературы» он писал, что «изучение поэтики должно основываться на изучении историко-литературного процесса во всей его сложности и во всех его многообразных связях с действительностью» и так говорил о преемственности культурных ценностей: «Лучшие произведения культуры, и, в частности, лучшие произведения литературы, продолжают участвовать в жизни человечества» [1].
Поэтике имени посвящена отдельная глава в книге Д.С. Лихачёва «Человек в литературе Древней Руси». Она называется «От исторического имени литературного героя к вымышленному». По словам самого автора работы, «задача настоящей главы — отметить некоторые из тех чисто литературных явлений, которые свидетельствуют о новом направлении в развитии русской литературы XVII в., проследить влияние совершившегося перелома на одном только примере: на примере изменения отношения писателей и читателей к имени изображаемого лица» [2].
А.В. Суслова и А.В. Суперанская так писали о значении личных имён: «Имена людей — часть истории народов. В них отражаются быт, верования, чаяния, фантазия и художественное творчество народов, их исторические контакты» [3]. Много веков назад личное имя являлось важной частью самого человека, было неотделимо от него. Как считает Д.С. Лихачёв, имена с древних времён участвуют в создании образов героев художественных произведений и отражают особенности времени и пространства, воссоздаваемые в этих произведениях. Так, например, в искусстве Древней Руси имя изображаемого лица свидетельствует о рождении и быстром развитии литературного процесса, и особенно ярко это проявляется в литературе XVII века: имена в литературе этого времени обязательно «историчны», и каждое изображаемое автором «историческое» лицо воплощает идеалы своей эпохи, как того требует средневековый историзм.
В литературе Древней Руси изначально не было вымышленного героя, и поэтому действующими лицами в литературных произведениях XI-XVII веков были лица «исторические», как правило, участники важных политических событий государства. «Историчность» собственных имён служила авторской цели воплотить в облике литературного героя идеалы изображаемой эпохи.
Но отношение к имени литературного героя меняется, как пишет академик Лихачёв, по векам и по жанрам. Литература, стремительно развиваясь, пытается освободиться от сковывающих её исторических тем и «исторического» имени изображаемого лица. Поэтому в литературу входит совершенно новый герой — обычный, простой человек, не «историческая», а «бытовая личность» (определение Д.С. Лихачёва). Это, как правило, ничем не выдающийся человек, но именно этим он интересен кругу читателей. Интересен, прежде всего, тем, что любой читатель может узнать в нём и самого себя.
Имя этого героя (вымышленного лица), безусловно, не могло быть известно широкому кругу людей. И поэтому с приходом в литературу такого героя естественным образом исчезла граница между именами «историческим» и вымышленным. Это стало одним из первых шагов литературы навстречу своему читателю, и такой шаг был очень тесно связан с развитием литературного вымысла. Таким образом, утрачивается, размывается «историческое» значение имени действующего лица. Оно («историческое», неконкретное имя) теперь мешает развитию литературного процесса, а не помогает ему. Вымышленное имя литературного героя в это время становится важной частью художественного образа.
Искусство Древней Руси не прошло бесследно для искусства последующих веков. Оно оставило яркий след в истории мирового искусства, продолжало звучать в произведениях многих русских классиков и влиять на пути развития литературного процесса. И литературный XX век с его многочисленными течениями, направлениями, стилями и группами, с его стремлением к новизне, эпатажу, обращается к своим историческим и культурным корням (творчество А.М. Ремизова, А.А. Блока, И.А. Бунина, Е.И. Замятина и других писателей).
Например, многие произведения Е.И. Замятина тесно связаны с традициями искусства Древней Руси. Часто при создании художественных полотен этот писатель пользуется древнерусской символикой, образами и символами славянской мифологии.
Евгений Замятин мастерски даёт имена своим героям. Их имена всегда значимы, важны для понимания самого произведения. Они выражают особенности характера персонажа, нередко обусловливая его. Подтверждением этой мысли служит неоднозначность, сложность уже успевшего стать почти хрестоматийным образа Анфима Барыбы, отражённая в его имени. Оно, как, например, все имена в дохристианской Руси, напоминает прозвище и воспринимается в монолитном, почти материальном единстве с его носителем. Но значение, семантика имени «Анфим», которое переводится с греческого как «цветок», «цветение», не соответствует таким чертам характера персонажа, как жестокость и звероподобность. Вернее, она не исчерпывается ими. Два компонента этого имени вступают в антонимическую борьбу между собой. Поле этой борьбы — психологический мир и жизненный путь героя.
Имена действующих лиц многих произведений Евгения Замятина часто создают ощутимый художественный контраст. Так, примером использования этого приёма может служить образ другого героя повести «Уездное» — монаха Евсея. Его имя относится к числу церковных русских имён и переводится с греческого языка как «благочестие». Однако и самого персонажа, и его образ жизни даже с очень большой натяжкой нельзя назвать благочестивым. И этот герой тоже совсем не прост: постоянно живя в грехе, Евсей всё-таки сохраняет живое сердце, живую душу.
Образы монахов и духовенства в произведениях Е.И. Замятина сложны, неоднозначны. Они играют важную роль в создании художественной системы писателя и его эстетики. Являются значимыми и сами имена представителей православного духовенства. Они служат актом особой номинации человека, и их употребление является мотивированным, не случайным. Часто имя героя у Замятина корнями своими прочно входит в быт, в бытовую культуру эпохи, становясь как будто бы её материальной частью (например, имена всех обитателей уездного монастыря). Это происходит потому, что ключом к раскрытию образов некоторых замятинских персонажей может служить только материальная (бытовая), а не духовная сторона.
Важный момент: Д.С. Лихачёв пишет о том, что в литературе Древней Руси «соединение церковной идеализации с бытом неизбежно вело к разрушению идеализации. Церковные идеалы вступали в противоречие с бытом. Быт был многообразен, идеалы однообразны, и приспособление одного к другому вело к усложнению и разложению церковной идеализации» [4]. И в произведениях Е. Замятина быт сталкивается с церковными идеалами, и эти идеалы терпят поражение, рушится привычный уклад жизни церкви.
Но семантически важными в художественном произведении могут быть не только имена, но и даже их отсутствие. Так, в литературе Древней Руси наступает время, когда героем многих художественных произведений становится безымянный человек, который часто именуется автором, например, так: «молодец», «богатый», «бедный» или «купец некий». Это явление не было случайным в литературном процессе XVII века. «Безымянность героя, - как утверждает Д.С. Лихачёв, - уже сама по себе означала, что произошло открытие новых, совсем иных, чем прежде, путей художественного обобщения. Вместе с тем безымянность героя в свою очередь облегчала путь вымыслу, путь к созданию типических, вовсе не идеализированных образов» [5].
В галерее художественных образов мастера прозы XX века - Евгения Замятина - безымянные персонажи занимают не центральное, но важное место. Как правило, отсутствие имени является особым способом художественной типизации, ведь это стирает человеческую индивидуальность. В рассказе «Русь», как и в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души», типы русских людей очень разнообразны: странники, богомольцы, купцы, офени, цыгане. Каждый из этих типов наделяется неповторимыми, сугубо индивидуальными чертами, но всё это образы типические, обобщённые, олицетворяющие собой многоликую, всегда разную и так горячо любимую ими родную Русь.
Другим важным шагом на пути к художественному вымыслу в древнерусской литературе было распространение пародии в XVII веке. Это явилось также способом выражения через литературу недовольства общественным укладом эпохи, способом типизации явлений жизни. С этого времени пародия прочно войдёт в художественную литературу и пустит в неё корни. Семена иронии и сатиры, брошенные на благодатную почву русской литературы, вскоре взойдут золотым тяжёлым колосом творчества таких видных мастеров прозы, как Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, Е.И. Замятин.
Малая проза Е.И. Замятина жадно впитала, вобрала в себя авторские размышления о жизни русского города и русской деревни, глубокое знание крестьянского быта и фольклора, наблюдения над особенностями русского национального характера. «Сказки», созданные этим писателем, явились результатом, итогом его трудов и творческих исканий. Создавая свои «Сказки», Замятин опирался, прежде всего, на опыт русского фольклора и органически сочетал в них элементы реальности и фантастики. В них в форме притчи выразилась сама жизнь послереволюционной России. Эти произведения по природе своей являются социально-философскими, и на их страницах живут и вполне реальные люди, и фантастические существа, обитатели других миров.
В «Сказках» Евгения Замятина действуют герои, типичные для классических образцов русского фольклора. Часто эти герои безымянны. Чтобы как-то обозначить и назвать их, автор указывает на род их деятельности, тем самым, наделяя своих персонажей характерными, общими чертами для представителей этого сословия, выделяя в них типичное (солдаты, дьяки, купцы, любопытные мальчишки, простой народ).
Одним из самых ярких и загадочных героев «Сказок» является Фита — существо неопределённого возраста и пола, неизвестно, как и откуда появившееся. Вызывает разные догадки и сомнения семантика его имени. Вероятно, оно может происходить от названия одной из букв старославянского алфавита. В своём переносном значении это слово употребляется для прозвищного именования человека. Согласно Толковому словарю живого великорусского языка В.И. Даля, так в народе называли «школярного грамотея, дошлого писаку» [6]. Через это значение отражается стремление героя во всём соблюдать букву закона, всегда следовать ей. Страсть к всевозможным канцелярским делам также является ключевой чертой характера этого загадочного персонажа. Фонетический облик слова «фита» роднит его с другим диалектным русским словом — «фитина». Его лексическое значение «беда, грех, проступок» [7]. Мистическое, таинственное появление этого героя и гиперболический масштаб его всеразрушающей и всеуничтожающей деятельности выражает эту семантику.
Как видим, интерпретации имени и характера этого героя могут быть разнообразными. Фита - это и наказание свыше за глупость, слепую покорность людей, плата за их грехи. Фита - это беда России, если не сказать, настоящая её катастрофа. В данном случае, как, например, в случае с Барыбой из повести «Уездное», происходит очень интересное и важное явление в жизни литературного героя и художественного произведения: имя литературного героя приобретает особую семантическую окраску, гиперболическое значение, становится, таким образом, настоящей метафорой, целым фразеологизмом в одном слове.
Кроме того, в «Сказках» действует другой важный персонаж, имя которому Время. Как известно, в художественном произведении, как и в художественном образе, переплетаются и образуют нерушимое единство объективное и субъективное. Например, объективное время реальных событий и субъективное время персонажей в этих произведениях Евгения Замятина переплетены так тесно, что трудно вычленить одно из другого.
По мысли Д.С. Лихачёва, «один из самых трудных вопросов - это вопрос о художественном времени в произведении, которое пародирует какой-либо жанр. Здесь неизбежны совмещения различных рядов времени: времени пародируемого произведения и времени авторского» [8]. Так, незавершённая пьеса Евгения Замятина «История одного города» по одноимённому роману М.Е. Салтыкова-Щедрина, безусловно, наследует традиции щедринской сатиры, которая, в свою очередь, наследует стиль древнерусских летописей.
Время действия в пьесе делится на «историческое» и «доисторическое». Её действующими лицами становятся те же представители народа, жители города Глупова. В драме Замятина семантика имён раскрывается, объясняется через действие. Все имена, как и у С.-Щедрина, символичны и прозрачны (Брудастый, Угрюм-Бурчеев, Грустилов и прочие). Они относятся к разряду так называемых «говорящих» имён. Важно обратить внимание на то, как автор обозначает, называет типы своих героев: «лица весьма действующие», «лица действующие» и «лица, подвергаемые действию». Это обратная градация персонажей по признаку активного действия, по степени участия в жизни славного города Глупова. Таким образом, через имена действующих лиц и через подобные авторские «подсказки» в мире щедринских героев набирает голос и остроту замятинская идея «революции и энтропии».
Во многих произведениях Замятин создаёт единую художественную концепцию мира, которая раскрывается через мельчайшие бытовые детали, ситуации, образы, названия, собственные имена героев. Все они не являются случайными и подчинены главной идее того произведения, в котором функционируют. Таким образом, с поэтикой имени литературного героя переплетаются поэтика и эстетика быта.
Ирония и самоирония явились не только важной часть художественного стиля Е. Замятина, его эстетики и поэтики, но и неотъемлемой составляющей стиля его жизни, его образа. Писатель, создавая новые образы и новые формы выражения мысли, опирался на опыт, накопленный за много веков всей русской литературой, и, в особенности, удивительной и не до конца ещё познанной и разгаданной литературой Древней Руси. Это внесло в литературный процесс XX века новые, доселе никем не увиденные и не услышанные краски и звуки.
Литература:
1. Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 2-е, доп. М., 1971. С. 411, 406.
2. Лихачёв Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 107.
3. Суслова А.В., Суперанская А.В. О русских именах. Изд. 2-е, испр. и доп. Л., 1991. С. 3.
4. Лихачёв Д.С. Человек в литературе Древней Руси… С. 106.
5. Там же. С. 114.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 2000. Т. 4. С. 638.
7. Там же. С. 535.
8. Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы… С. 363.
Комментарии читателей
Вы можете оставить свой комментарий:
