tambovlib@gmail.com,
tambovlib@cult.tambov.gov.ru
тел: (4752) 72-77-00

Втр, срд, птн: с 10:00 до 19:00
Чтв: с 11:00 до 20:00
Сбт, воскр: с 10:00 до 18:00
Выходной день: понедельник

Конференции и совещания

Знобищева М.И.,
студентка 3-го курса института филологии ТГУ им. Г.Р. Державина.

Ахматова и Гоголь
(По материалам статьи Д.С. Лихачёва)

В вопросе о литературных влияниях большую роль играют многочисленные работы, посвящённые сопоставительному анализу творчества писателей, принадлежащих к различным литературным школам, стилям, направлениям. Но важно отмечать и сходства между художниками, принципиально разными по способу восприятия действительности и её отображения: между прозаиком и поэтом, поэтом и драматургом и т. д. Такое исследование, возможно, выявило бы новые стороны творческой индивидуальности того или иного автора, заставило бы пересмотреть традиционные трактовки произведений. Примечательной в этом отношении представляется статья академика Д. С. Лихачёва «Ахматова и Гоголь» (1978), помещённая в его книге «Литература — реальность — литература» [1]. В ней проводятся параллели между «Петербургскими повестями» Н. В. Гоголя и «Поэмой без героя» А.А.Ахматовой. Остерегаясь необоснованных обобщений, учёный не устанавливает глубинных связей между писателями, но сам факт литературной преемственности становится очевидным.

«Поэзия прозы» — так назвал свою книгу о мастерстве Гоголя И. Золотусский. «Гоголь начал как подражатель Пушкина. (В стихах). Но, перейдя на прозу, тут же обрёл свою дорогу…» [2],- пишет он в предисловии. Эта «своя дорога», пролегающая на грани поэзии и прозы, имеет тысячи ответвлений, как явных, так и тайных, — тысячи неисследованных троп. Едва ли не главным способом постижения и достижения художественной правды является для писателя лиризм. В его статьях о предназначении поэта лиричность и лиризм признаются особыми отличительными свойствами русской культуры: «…в лиризме наших поэтов есть что-то такое, чего нет у поэтов других наций, именно — что-то близкое к библейскому, — то высшее состояние лиризма, которое чуждо движений страстных и есть твёрдый взлёт в свете разума, верховное торжество духовной трезвости» [3]. Неслучайно и обращение писателя к жанру поэмы: в начале пути («Ганц Кюхельгартен») и в конце его («Мёртвые души»). Особая эстетика песни, в особенности, песни народной, великолепная оркестровка прозы с её поэтическими атрибутами: ритмизацией, звукописью, сильной концентрацией образов-символов, анафористичностью и, наконец, пафосом (утверждения, восхищения, разочарования и др.) — всё это позволяет говорить о Гоголе как о поэте. Поэте в особой, романтической, трактовке термина, употреблявшегося в этом смысле так же свободно, как мы употребляем сегодня наименование «художник», говоря о творце, мастере, человеке с сильной творческой волей. Да и знаменитые «лирические отступления» «Мёртвых душ» — не та ли попытка приблизиться к абсолюту, которая мучила Гоголя последних лет, представляясь ему подвигом очищения и преображения себя и мира, и которая, начиная существовать уже по законам песни, возможна только в отрыве от прозы?

Исследователи обнаружили в русской литературе после Гоголя в жанровом, тематическом, типологическом аспектах принципиально новые явления. Отмечены расширение границ и возможностей прозы, новый язык, новый ракурс художнического зрения. Например, от Гоголя, по А. Воронскому, русской литературой ХХ века освоено «орлиное изображение вещей… , преобладание материальности, плоти, красок, языческого преклонения перед жизнью, интимной связи с вещью, с природой, умение изобразить их полно и насыщенно» [4]. Но от него же, через него — разлёт, разгон мысли и чувства, прорывы в сферу иного существования, в «бездны» Достоевского, в серебряные миры символов. Жанрово-родовое триединство лирики, эпоса и драмы в его творчестве, эту «вещую птицу-тройку» гоголевского гения — заставляет «лететь» и «нестись» именно лирика — её коренник, то, что сам Гоголь определил как «способность подняться над … бессмысленной жизнью» [5].

Гоголя непросто сравнивать с тем или иным художником. В ряду сопоставлений на мотивном, тематическом, стилистическом и других уровнях обычно называются имена Данте, Шекспира, Сервантеса, Свифта, Стерна, Скотта, Гофмана, По, Ирвинга, Пушкина, О. Уайльда, Достоевского и многих других. Многочисленные работы, посвящённые таким сопоставлениям, позволяют взглянуть на разные грани гоголевского творчества. Но чисто поэтическая сторона его произведений долгое время оставалась их имманентной ценностью, не освоенной критикой. В этом отношении интересным было бы сопоставление их с творческим наследием художника — лирика по преимуществу, поэта. Совпадения с Гоголем на уровне образов и мотивов можно обнаружить у поэтов-романтиков: Г. Гейне, А.Мицкевича, отчасти Д. Байрона и др. Совершенно особой, основанной на общности национальных культур, связью с Гоголем связан Т. Шевченко. Однако наиболее интересными в этом смысле представляются отношения преемственности, творческое переосмысление гоголевских типов, верность его художественным принципам в искусстве нового времени. Потоки как бы не услышанной в Гоголе музыки, хлынувшие в литературу «серебряного века» благодаря символистам, расширили перспективу художественных исканий, по-новому зазвучали самые скорбные и самые торжественные ноты гоголевских пророчеств. Гоголь зазвучал не только в Блоке, Соллогубе, Белом, но и в Гумилёве, Кузмине, Есенине и, конечно, Ахматовой.

«Торжество духовной трезвости» — слова как нельзя более подходящие к поэтическому облику Анны Ахматовой. «Что-то близкое к библейскому» звучит в «Реквиеме», в чеканных строках «Мужества», «Родной земли», стихотворениях последних лет, не говоря уже о «Библейских стихах». Эта «духовная трезвость» — от Пушкина. Так чувствовал и писал об этом состоянии Гоголь, и за ним — каждый, ощутивший её в себе. Ахматова сознательно и всю жизнь обращалась к Пушкину, писала, исследовала, наследовала. Она жила под знаком Пушкина. Об этом написаны многочисленные книги литературоведов и её собственные. Новой и почти неожиданной представляется другая тема: «Ахматова и Гоголь», заданная в одноимённой статье Д. С. Лихачёва за 1978 г.. С позиций «конкретного» литературоведения академик Лихачёв рассматривает художественную структуру ахматовской «Поэмы без героя», принадлежащей, на его взгляд, «к числу произведений, насквозь пронизанных литературными, артистическими, театральными (в частности, балетными), архитектурными и декоративно-живописными ассоциациями и реминисценциями» (155–160).

Полифоническое звучание поэмы соответствует духу времени, которое для поэта измеряется не часами и секундами, а голосами, словами, делами великих предшественников и современников. Лихачёв узнаёт среди них царя Давида, Софокла, Данте, Сервантеса, Шекспира, Байрона, Шелли, Мериме, Гофмана, Баратынского, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, О. Уайльда, Гамсуна, Блока, Мейерхольда, Мандельштама, Ю. Беляева, М. Лозинского, Вс. Князева, Анненского, М. Кузмина, Клюева, мать Марию — Кузьмину-Караваеву и многих других. (Заметим, что список этих имён отчасти повторяет имена, уже названные в связи с Гоголем).

«Бал метелей», — отмечает Лихачёв, — это ассоциация и с А. Белым (с его «Кубком метелей»), и с прославленным танцем снежинок балейтмейстера Л. И. Иванова в «Щелкунчике». Блок выступает в поэме одновременно и в своих произведениях, и как реальная личность — «демон сам с улыбкою Тамары». Создаёт Ахматова перекличку и с собственными произведениями, прямо упоминая «Подорожник» и «Белую стаю», беря эпиграфы из своих произведений».

Эти явные для внимательного читателя аллюзии и реминисценции на каком-то уровне воспринимаются как литературная игра. Лихачёва привлекает более тонкая литературоведческая задача: выявление более глубоких — «подземных» — источников, питающих собой поэму. Методом «дедукции» он обнаруживает «…литературоведческие «улики»: мелкие и, казалось бы, случайные детали, которые, однако, при установлении влияний, заимствований и использований всегда наиболее показательны и доказательны».

Оспаривая известное истолкование К. И. Чуковским ахматовской строки? «И валились с мостов кареты», якобы говорящей о том, что «лошади скользили, въезжая на обледеневший мост», Лихачёв замечает: «в поэме говорится не о том, что лошади скользили, а о том, что «валились кареты», которых в начале ХХ века в Петербурге вообще было сравнительно мало». «…Это место — несомненная реминисценция из заключительной (и, следовательно, особенно ответственной) главы «Невского проспекта» Гоголя, задача которой (т.е. этой реминисценции) вызвать одну из самых острых в поэме литературных ассоциаций» (с. 158), — замечает он далее. Гоголевское «мириады карет валятся с мостов» обращается в ахматовское «и валились с мостов кареты».

Задумываясь над тем, «что даёт эта реминисценция в идейно-эстетическом отношении Ахматовой», Лихачёв отмечает «внешнюю полярность эстетических систем Ахматовой и Гоголя», но всё же не считает её случайной. В поисках общего источника для обоих произведений, он обращается к Гофману. На имя это указывает и прямая ссылка Ахматовой: «Ту полночную Гофманиаду», и намёк Гоголя, давшего двоим героям «Невского проспекта», немцам, фамилии немецких классиков — Шиллер и Гофман. Гоголевский Гофман — «не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы…». Используется приём «иронических ассоциаций». И сразу же явным становится различие с «Поэмой без героя»: «… в поэме Ахматовой литературные реминисценции и ассоциации поэтичны, у Гоголя они ироничны».

Но есть и сходства. Это, прежде всего, единство фона, места действия происходящего: Петербург, самый мистический из городов, зыбкий провал, выход в иные сферы. Лихачёвым подчёркивается, что образ ахматовского Петербурга собирателен: в нём слышатся отголоски не только «Невского проспекта» Гоголя, но и «Подростка» Достоевского, «Медного всадника» Пушкина, «Петербурга» Белого, «Двенадцати» Блока, народных петербургских преданий о нелюбимой жене Петра Евдокии Лопухиной (названной по-народному Авдотьей), с питерскими обычаями ХIХ века. И всё же наиболее близок атмосфере поэмы, по убеждению Лихачёва, именно Гоголь. С «Невским проспектом» роднит её фантастичность, фантомность, которая «…в обоих произведениях подчёркивается сновидениями (у Гоголя даже бредом в состоянии опьянения опиумом) и неожиданными перескоками в описании города и событий: у Ахматовой даже в большей мере, чем у Гоголя».

Лихачёв отмечает связь поэмы и с ещё одним произведением Гоголя — «Портрет»:
Ты сбежала сюда с портрета,
И пустая рама до света -
На стене тебя будет ждать,
……………………………..
На щеках твоих алые пятна:
Шла бы ты в полотно обратно…
Наконец, «Поэму без героя» роднит с «Невским проспектом» модель движения, заданная Гоголем и бывшая, по замечанию Лихачёва, «крайне смелой для своего времени». Он называет её попыткой передачи иллюзорности происходящего, оптическим обманом, когда «находящемуся в движущемся объекте иногда кажется, что движется не он, а окружающее его пространство». «Тротуар нёсся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз».
Далее Лихачёв цитирует поэму Ахматовой, отмечая, что оптический обман использован здесь в отношении целиком всего Петербурга:
Были святки кострами согреты,
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью
По Неве иль против теченья, -
Только прочь от своих могил.
На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
Оттого, что по всем дорогам,
Оттого, что по всем порогам
Приближалась медленно тень,
Ветер рвал со стены афиши,
Дым плясал в присядку на крыше,
И кладбищем пахла сирень…

«Характерно, — пишет Лихачёв, — что все произведения, с которыми связана »Поэма без героя«, в свою очередь соединены между собою теснейшими ассоциативными связями». «Поэму без героя» он называет «развитием единой »петербургской саги«. Таким образом, литературность ахматовской поэмы, насыщенной »огромным количеством перекрещивающихся ассоциаций с произведениями литературы, главным образом посвящённых теме Петербурга«, обнаруживает ранее не замечавшиеся и, с точки зрения Лихачёва, показательные связи поэзии Ахматовой с петербургскими повестями Гоголя.

Остаётся добавить, что отдельные гоголевские образы и приёмы встречаются и в лирике Ахматовой, но эти случаи единичны («Виевы веки» в стихотворении «Я знаю, с места не сдвинуться»), идиллические картинки, напоминающие отдалённо миргородский рай («Ведь где-то есть простая жизнь и свет / Прозрачный, тёплый и весёлый…// Там с девушкой через забор сосед / Под вечер говорит, и слышат только пчёлы / Нежнейшую из всех бесед»), акмеистическая, предельная, по-гоголевски выпуклая живописность (в стихотворениях «Цветов и неживых вещей», «Протёртый коврик под иконой», «За озером луна остановилась» и другие). Всё это лишь подтверждает мысль о глубокой, исконной поэтичности гоголевского слова, о его музыкальной точности и художественной правде, продолжающей питать собой самые пронзительные строки русской лирики.

Статья выдающегося учёного даёт ориентиры для исследования и других смежных творческих параллелей.

Литература
1. Лихачёв Д. С. Литература — реальность — литература. — Л., 1984. Далее цитируется это издание с указанием страниц в тексте.
2. Золотусский И. П. Поэзия прозы: статьи о Гоголе. — М.,1987. — с.23.
3. Гоголь Н. В. О лиризме наших поэтов // Собр. соч.: В 8 т.- М.,1984. Т.7. — с.214.
4. Воронский А.К. Избранные статьи по русской литературе. — М., 1982. -с.514-515.
5. Гоголь Н.В. В чём же наконец существо русской поэзии и в чём её особенность // Собр. соч.: В 8 т. — М., 1984. Т.7. — с.377.

Материалы региональной конференции молодых исследователей «Уроки Дмитрия Сергеевича Лихачева». Тамбов, 28 ноября 2006 г.

Комментарии читателей

Всего комментариев: 0

Вы можете оставить свой комментарий:

*Ваше имя:
E-mail:
Страна, город:
*Комментарий:
* :

* - обязательно для заполнения
Ваш E-mail будет доступен только администратору сайта.


Мы используем технологии, такие как файлы «cookie», которые обеспечивают правильную работу сайта.
Продолжая использовать сайт, вы даете согласие на обработку файлов «cookie». 152-ФЗ «О персональных данных». Принимаю