tambovlib@gmail.com,
tambovlib@cult.tambov.gov.ru
тел: (4752) 72-77-00

Втр, срд, птн: с 10:00 до 19:00
Чтв: с 11:00 до 20:00
Сбт, воскр: с 10:00 до 18:00
Выходной день: понедельник

Виктор Герасин
Живоносный источник. Часть 3

Перед началом уборки хлебов Питирим приехал в Кузьмину-Гать. Побывал в храме, посоветовался с отцом Алексеем, к кому из молодых надо бы приглядеться, кого выбрать и обучить церковной службе, пению на клиросе. Позже, встретившись со станичным атаманом Василием Самойловым, Питирим повёл разговор о том же:

— Станица ваша немалая, молодых людей обоих полов много. Думаю над тем, как создать у вас школу церковную, обучать местных церковной службе и пению, присылать из иных приходов на обучение тому же.

Василию предложение понравилось, он загорелся помогать Питириму:

— Да мы для этого божьего дела рядом с храмом домину поставим. Благо сруб есть готовый, приспособим его к нашей необходимости. Будет школа самая настоящая. За этим у нас дело не станет.

— Ну и добре. А я где сам позанимаюсь с учениками, а больше того — пришлю опытного учителя. Запросил я из Иоанна-Предтеченского монастыря пяток опытных в этом деле монахов. Расставлю их в приходах. С вас и начнём. По-другому никак нельзя обойтись. Учить надо. Много учить, чтобы умели службы вести по всем канонам, чтобы пели ангельскими голосами, мужскими и женскими, к каждому празднику пригодными.

В станицу пригнали полсотни коней. Связаны они были по пятку. Остановили их на травянистой поляне за храмом. К площади потянулись со всех концов станицы казаки, приглядываясь к коням. Собрался круг. Атаман вышел в круг и пригласил с собой Питирима.

— Казаки! Вот нам обещанные отцом Питиримом кони. Завтрашний день есть день Прокопия-житника. Как у нас повелось — выйдем в поле. Рожь поспела. Пшеница тоже на подходе. Пора браться за серпы и косы. Ныне вечерню и завтра заутреню отслужит в храме сам гость наш, архиерей тамбовский Питирим. Благословит нас на уборку. А пока порешаем так: я буду называть имя казака, а он выходит и ему отдают коня. Кому какой достанется, чтобы без обид было.

Несколько слов сказал и Питирим:

— Знаю вашу беду, почти все вы остались без тягла. Но по моим просьбам и моему настоянию казаки из крепости, из станиц бокинской, донской, стрелецкой, пушкарской собрали для вас коней. Братья-казаки не оставляют в беде, вы будете с тяглом. А отблагодарите их излишками хлеба из вашего урожая. Не по указке, а кому как душа позволит. Был я на ваших наделах, порадовался, урожай у вас добрый зреет, будем усердно просить Господа Бога, чтобы послал сухую погоду, помог убрать без лишних потерь. А в помощь нам святой Прокопий-житник. Мой святой, ибо при крещении наречен я был его именем. Своим народным прозвищем — Житник — святой Прокопий обязан именно зерновому хлебу — житу. В день его памяти, в канун праздника Преображения Господня, крестьяне заклинают жнивы на все четыре стороны, призывая мать сыру землю на помощь в очищении от всякой оскверняющей нечисти. Думаю, рожь сам-пят, а пшеница и того более, сам-восьми будет на ваших наделах.

— А как это, батюшка, сам-пят, сам-восьми? — спросил Василий.

— А это мера такая. Если семян вы посеяли одну меру, то урожай вам обещает дать пять мер ржи, восемь мер пшеницы.

— Да по нашим наделам и более того бывает.

— Вот и слава Богу!

Василий выкликал казаков по имени, названный подходил к коням, получал из рук в руки повод и передавал так же из руки в руку повод жене. Набрасывали на коня уздечку и вели домой. Рядом с конём или чуть сзади бежали ребятишки, на ходу срывали пучки травы и подсовывали к губам коня. И если он брал траву губами, жевал её, то несказанно радовались, прыгали, хлопали в ладоши.

Закончили с раздачей коней. Напротив жилища атамана выставили столы, на столы выставили угощение: рыбу свежую, солёную, вяленую и только что сваренную баранину, гороховый и ягодные кисели, вишнёвую прошлогоднюю настойку, пенящуюся медовуху. Казаки и казачки подходили к столу, перекрестясь, пили настойку, медовуху, ели мясо, рыбу, запивали киселями, свежей вишнёвой водой.

Так из года в год казаки праздновали перед началом жатвы.

Питирим остался ночевать у атамана, чтобы назавтра отслужить заутреню и вместе с казаками выйти в поле.

У края наделов Питирим прочитал нараспев тропарь Прокопию-житнику:

Слёз твоих теченьми пустыни
безплодное возделал еси,
и иже из глубины воздыханьми
во сто трудов уплодоносилеси,
и был еси светильник вселенней,
сияя чудесы,
Прокопие отче наш.
Моли Христа Бога спастися душам нашим.

Благословил людей на зажинки и жатву. Казаки семьями пошли к своим наделам. Жнецы и жницы срезали серпами два-три колоска, затыкали их за пояс и говорили: «Как соломка гибка, так бы и моя спина была гибка».

Убирали зерновые серпами. Косы редко у кого были. Рожь выросла высокой и густой, местами полегла от дождей и ветров, от тяжести зёрен, местами опутана вьющимися травами. Серпами владели как сами казаки, так и их матери, жёны, сёстры. Женщины-жницы начали запевать:

Как полосоньку я жала,
Раненько выходила,
Дочек-лебёдок,
Невесток-перепёлок
С собой выводила.
Пожинайте, невестки,
Пожинайте, дочки!
Дочки-лебёдки.
Невестки-перепёлки!
Поутру раненько,
Вечером поздненько, —
Чтобы было с чего жити
Добренько, ладненько.

Пожилые женщины вязали из длинных стеблей ржи свясла, раскладывали их рядом со жнецами, которые укладывали на свясла сжатую рожь, и когда набирался сноп, стягивали его свяслом и ставили на попа колосьями вверх.

Ребятишки отыскивали стебли, на которых было сразу несколько колосков. Набирали двенадцать стеблей, связывали в снопик. Назывался этот снопик житной маткой. Эти колосья хранят в продолжение всего года, приберегая их к посеву, во время которого зёрна из них рассевают первыми с надеждой на получение обильного урожая.

Станичный атаман Василий подошёл к Питириму. Вместе они пошли от загонки к загонке, где трудились казачьи семьи. Мужчины были одеты в белые рубахи, чёрные шаровары, мягкие сапоги. Жёны их, матери и дочери — тоже в белых одеждах, но с передниками поверх платья, вышитого красными узорами. Вокруг голов обмотаны и завязаны над правым ухом платки.

— День разыгрывается жаркий, — сказал Василий. — А мы по дню святого Прокопия угадываем будущую погоду. У нас говорят: «Каков Прокопий-житник, таков и декабрь». Если это так, то в декабре лютые морозы навалятся. Казаки говаривают: если в этот день вечером после заката солнца крикнуть, и эхо отзовётся далеко — то будет ясно, если же близко — то будет дождь. Вот и проверим вечером.

— В Тамбов мне надо бы, — ответил Питирим. — По другим станицам проехать тоже надо. Келейник мой опытным стал, службу по всем правилам справляет, а люди вроде бы не одобряют моих частых отсутствий. Вот уж обговорю все планы свои на зиму в станицах, тогда и за службу примусь. Лес я уже приглядел, сосна зрелая, рослая. Морозы ударят, снег ляжет, будем валить и вывозить. Сосны много понадобится. Храмов несколько строить будем, архиерейский дом, некоторым жителям Тамбова надо помочь с лесом, избёнки им надо или вновь рубить, или старые перетряхивать, нового леса в них добавлять. За зиму лес накопим, а с весны готовить начнём. Думаю, из круглого леса храмы рубить станем.

— Отец Питирим, на нас надейся, не подведём тебя в таком деле. Как снег ляжет, так давай нам знать, мы казаков с конями пришлём для валки и вывозки леса. Не сомневайся в нас.

По ходу Василий предупреждал казаков:

— Снопы на делянах оставлять не будем. К вечеру готовьте лошадей, телеги, свозите снопы в станицу, к своим жилищам, там выставляйте на просушку. А в поле не надо оставлять. Мало ли беда какая, так без хлеба останемся. И в полях дозоры надо усилить, чтобы все ночи не спали, держали ухо востро, глаз зорко. Пошаливать стали степнячки. Того и гляди заявятся.

Остановились возле повозки Василия. Он извлёк из-под полотна редкую пока для этих краёв косу, навязал на неё крюк.

— Пойдём на мою постать, отец Питирим, попробуешь косу. Косить когда доводилось?

— Нет, не доводилось, — с любопытством рассматривал Питирим косу.— И как ей, удобно работать?

— Удобно, гнуться не надо над серпом.

Вышли на полосу пшеницы. Василий поплевал в ладони, растёр и начал косить. Он плавно заносил косу, подрезал стебли, крюк им не давал падать, укладывал их в рядок.

— Ой ловко, ой ловко, — удивлялся Питирим. — Я знал, что есть коса, а не видел, как ей работают, и сам в руках её не держал. Мне позволишь, Василий, помахать?

— А чего ж, дело нехитрое. Помахай, отец Питирим.

Так же, как Василий, поплевав в ладони и растерев их, Питирим взялся за косу, взмахнул, с силой запустил косу в пшеницу, и коса зарылась носом в землю.

— А теперь, отец Питирим, гляди, как надо. Замах делаешь повыше и постепенно косу приземляешь. А когда приземляешь, то напирай на пятку, пуская пятку ровно над землей, а носок приподнятым держи. Вот так, вот так. А теперь пробуй ещё раз.

Питирим вновь взялся за косу, а Василий встал сзади, взял в свои крупные ладони сжатые на косовище руки Питирима и стал их направлять, показывать им, как владеть косой. И дело пошло. Василий отступил от Питирима, и тот, приноровившись к косе, пошёл один, с каждым взмахом всё ровнее укладывая рядок.

Пройдя саженей пять, Питирим остановился, отер на лбу пот:

— А, атаман! Получается?

Он был по-мальчишески рад и не скрывал радости.

— Получится, отец Питирим. Денёк помахаешь косой — назавтра опытным косцом станешь, без куска хлеба не останешься. Я ведь зачем косу-то взял? Чтоб показать тебе, что это такое. А ты уж при случае расстарайся помочь нам. Как купцы в Тамбове появятся, так заказывать им надо косы, привезут из Тулы, на хлеб, на мёд будем выменивать. В накладе они не останутся. Пока же коса только у меня одного, ну, а я ей не пользуюсь, домашние мои вон серпами жнут, как и все казаки. Как всем косы добудем, так все дружно рядами и пойдём косить. Видел на Дону, как споро и ловко дело у косцов идёт. Душа радуется. Пойдём, отец Серафим, к повозке, холодненькой вишнёвой водицы изопьём.

— Нет, нет, Василий, уволь меня, я косить буду.

Питирим сбросил с себя рясу, остался в нижней рубахе, в лёгких штанах и сапогах. Поплевав в ладони, начал косить.

Василий глядел на Питирима и отмечал: молод ещё, ловок, гибок телом, вон как косой поигрывает. Добрый казак.

Василий отдал команду:

— Для первого дня хватит, поработали. Завтра многие не враз встанут да за серпы возьмутся. Будем отдыхать.

Казаки с семьями потянулись со своих наделов на край поля, на луговину возле оврага. Луговина просторная, с трёх сторон ограничена оврагами, а с четвёртой стороны выкопан ров. Только небольшой перешеек оставлен для проезда. Место удобное для постоя, чужие люди ни с какой стороны не подойдут незамеченными. Только если пеше или вовсе ползком.

Снопы свезли в станицу. Многие уехали ночевать домой. Но многие остались здесь провести ночь, на луговине.

Василий выставил дозоры на валу и за валом, на поле. Ещё раньше он отрядил молодых казаков за рыбой на омута. Они вернулись с хорошим уловом мелкой рыбы. Окунь, ёрш, пескарь, голавли, подлещики — именно та рыба, которая нужна для наваристой густой ухи. Развели костры. Повесили над огнём казаны с водой. В закипевшую вскоре воду насыпали пшена, бросили пучки дикого лука, ветки донника, рыбу опускали в полотняных белых мешочках в три раза — отдельно ершей и пескарей, затем окуней и краснопёрок, затем голавлей и подлещиков. Так варили тройную уху. Перед тем, как уха была готова, опустили в неё куски крупной соленой рыбы, в основном сазана.

От круглых хлебов отрезали большие ломти, складывали горкой. Ели уху компаниями из одной глиняной посудины деревянными ложками, лежа на животах вокруг посудины. Девушки, молодые женщины не захотели ложиться в общий круг, поставили посудину на телегу и ели стоя, обступив телегу. У них и скатерть белая с вышивками была постелена.

Уха удалась на славу. Густоватая, ароматная.

Накипятили и пили отвар чабреца, зверобоя, душицы. По поляне растекался рыбный и травный дух, от которого на душе делалось благостно, успокоительно.

Кто-то крикнул:

— Гляди, гляди!

Все поднялись, глядели на дальний край поля. Степью рысисто шёл табун лошадей без всадников. Дозорные уже скакали наперехват табуну, стараясь завернуть его от посевов, не дать потоптать хлеба.

— Да ведь это наши!

— Наши кони идут!

Казаки всматривались в неглубокие красноватые сумерки в степи, из которых появился табун.

— Наши кони идут!

Дозорные умело завели коней на луговину. Они закружились, умеряя бег, краем луговины. Всхрапывали. Казаки узнавали своих коней, брали их за гривы, останавливали. Василий вышел навстречу Ворону. Конь узнал хозяина. Ткнулся мордой ему в грудь, положил на плечо голову, стоял, клекоча горлом. Василий гладил коня по голове, почёсывал меж ушами. К ним подошёл Питирим. Василий наклонился к передним ногам Ворона:

— Видишь, батюшка, конь-то... Жалуется. Винится, что не уберёг табун, позволил угнать его в полон. Стреноживали его коротко. Путы ноги до крови изъели. А не оборванные. Обрезанные кем-то. Кто ж этот добрый человек? Из них ли кто, или из другого табора кто прокрался и порезал путы на вожаке. Видишь, на каждой ноге привязка, а между собой не оборваны, а перерезаны. Вожак освободился от пут и повёл табун одному ему известной дорогой домой, к своим хозяевам, к своим лугам. Вот ведь как, что конь, что человек — в плену не хотят быть, к родному полю бегут. Так уж она, жизнь, устроена.

— Много премудрости во всём этом, — соглашался с Василием Питирим. — Много тайного в живых душах.

В телеге у Василия была припасена мазь для смазывания ран. Покос ведь, могут и человек, и конь пораниться. Вот и возит с собой атаман мази да ленты полотняные, которыми раны завязывают.

Помазал раны на ногах, на крупе.

— Супостаты, плетьми стегали его. А в плети не иначе как свинцовые полоски вплетены, вон как спину посекли ему. Досталось тебе, Ворон, досталось. Ты не дрожи телом-то, мазь погорит немного и облегчит боль твою.

Помазав и перевязав раны на ногах коня, Василий скомандовал молодым казачатам:

— Сводите, сгоняйте их на дно оврага. Там волгло, трава ещё не пересохла. Пусть покормятся до утра.

Ночлежники успокоились, заваливались под телеги на траву да свежую солому спать.

Василий и Питирим лежали навзничь на соломе. Тихонько разговаривали. Глядели в тёмное небо, на котором щедро высыпались чистые, ядрёные звёзды.

— Думаю вот, думаю, где же начало всему положено и где конец всему? — спросил Василий.

— Сия велика тайна — велика тайна есть. Всё в нём, Господе Боге. Вся тайна в нём. Познавая его, познаем тайны его. Не иначе, — рассуждал Питирим. — Уверуем — и познаем.

Сон наваливался на них, делал их безмолвными.

А на краю оврага молодые женщины тихо и слаженно пели:

Ах ты, степь широкая,
Степь раздольная,
Широко ты, матушка,
Протянулася. Он, да не степной орёл
Подымается,
Ой, да то донской казак
Разгуляется. Ой, да не летай, орёл,
Низко ко земле,
Ой, да не гуляй, казак,
Близко к берегу!

Часть 2

Часть 4

Материал с сайта: «Новая литература»

Комментарии читателей

Всего комментариев: 0

Вы можете оставить свой комментарий:

*Ваше имя:
E-mail:
Страна, город:
*Комментарий:
* :

* - обязательно для заполнения
Ваш E-mail будет доступен только администратору сайта.


Мы используем технологии, такие как файлы «cookie», которые обеспечивают правильную работу сайта.
Продолжая использовать сайт, вы даете согласие на обработку файлов «cookie». 152-ФЗ «О персональных данных». Принимаю