tambovlib@gmail.com,
tambovlib@cult.tambov.gov.ru
тел: (4752) 72-77-00

Втр, срд, птн: с 10:00 до 19:00
Чтв: с 11:00 до 20:00
Сбт, воскр: с 10:00 до 18:00
Выходной день: понедельник

Конференции и совещания

А.И. Иванов,
доцент ТГУ им. Г.Р. Державина

Ф. Шаляпин и Первая мировая война

Первая мировая война занимает не слишком обширное место в памяти нашего народа. Достаточно напомнить, чтоб более семи миллионов погибших граждан России не удостоены ни одним памятником. Не заслужило должного внимания в исследованиях 1920-1980-х годов место художественной интеллигенции в обществе военного времени. Авторы статей о произведениях искусства, отразивших общеевропейскую трагедию, вынуждены были в силу причин идеологического характера едва ли не извиняться за поэтов, художников и композиторов, которые оказались в плену «ложного» патриотизма и «неправильного» понимания сути империалистической войны.

До сих пор отношение творческой интеллигенции к Первой мировой войне - один из самых сложных вопросов в истории духовной жизни России военного времени. Только к концу XX столетия начали понемногу заполняться «белые пятна» в освещении духовной жизни 1914-1918 годов, стало преодолеваться воздействие классовой идеологии в суждениях о позиции художника, об особенностях творчества; объективные оценки роли и места художественной интеллигенции в войне стали вытеснять революционно-прагматтические ярлыки идеологии большевистского толка.

На наш взгляд, обращение к вопросу об отношении Ф.И. Шаляпина к войне помогает понять сложность положения русской творческой интеллигенции в этой трагедии. С другой стороны, предоставляется возможность определить, какое же место занимала война в жизни Шаляпина-гражданина, человека, художника.

Одна из российских газет писала 31 августа 1914 года: «Ф.И. Шаляпин, застигнутый военной грозой вне пределов России, в настоящее время живет в Бретани. Вернувшиеся из Бретани москвичи рассказывают о замечательном дневном концерте, который дал Федор Иванович Шаляпин под открытым небом на пляже. Стояла изумительная погода. Федор Иванович среди других гулял на берегу в ожидании свежих газет. вдруг появились уличные разносчики с летучками. «Победа русских в Восточной Пруссии!» Ф.И. Шаляпин обнажил голову. Его примеру последовала вся толпа. Раздались звуки шаляпинского голоса. Он пел много и охотно, а потом снял шляпу и начал собирать в пользу раненых. Давали щедро. И в шляпе скоро оказалось 7000 франков. Федор Иванович тотчас же послал их в Париж» (Камско-Волжская речь. 1914. 31 августа).

Как выглядит этот эпизод с общечеловеческой точки зрения? Что необычного в поведении российского гражданина, радующегося победе своих солдат? Думается, что вполне понятен и оправдан поступок русского артиста, использовавшего свой талант, свою известность для сбора средств в пользу раненых. Но с точки зрения большевиков, призывавших к поражению «своего правительства», такого рода поступки расценивались как проявления «казенного патриотизма», «шовинизма» и т.д. Весьма характерным в связи с этим представляется высказывание В.И. Ленина о сути позиции художника в империалистической войне: «Однажды в разговоре по поводу коленопреклонения Шаляпина Горький сказал: "его нельзя судить очень уж строго: у нас, художников, другая психология". Другими словами: художник часто действует под влиянием настроения, которое у него достигает такой силы, что подавляет всякие другие соображеиня.
Пусть так. Пусть Шаляпина нельзя судить строго. Он художник, и только. Он чужой делу пролетариата: сегодня - друг рабочих, завтра - черносотенец... смотря по настроению» (Ленина В.И. Автору «Песни о Соколе» / Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 96-97). Слова В.И. Ленина стали на долгие годы определяющими суть отношения к войне многих и многих деятелей отечественной культуры. Само слово патриотизм стало употребляться в послереволюционных работах непременно с оговорками. Но что значит на самом деле ленинское «сегодня - друг рабочих, а завтра - черносотенец»?

Следует заметить сразу, что в отношении Шаляпина к войне - в общественно-культурном смысле - выразилось характерное, типичное для творческой интеллигенции военной России. Забота о душе народа (а не политическая борьба со своим правительством!), забота о том, какое место займет в народной душе война, какой след она оставит - вот что было главным для писателей, артистов, художников и музыкантов России. Но на первом месте - конкретная помощь непосредственным участникам войны, ее жертавм, раненым и пленным воинам. Открытие Шаляпиным госпиталей, его пожертвования в пользу раненых, посылки на фронт - это часть огромной практической работы русской творческой интеллигенции. Подтверждением тому - некоторые факты из общественно-музыкальной жизни, приведенные в современном исследовании:

«Музыкальная интеллигенция также (вслед за актерами. - А.И.) вносила посильный вклад (в дело помощи фронту и жертвам войны. - А.И.). В отличие от актеров здесь не сложилось единого координационного центра, поэтому музыканты не проводили самостоятельных акций, а либо участвовали в акциях «Русской армии и жертвам войны - артисты Москвы», либо организовывали благотворительные концерты. Большую роль проделали дирекция Большого театра и консерватории, на сценах которых с благотворительными концертами в пользу призванных на военную службу и их семейств, раненых, лазаретов, всероссийского союза городов, комитета помощи жертвам войны, русских, сербских, черногорских воинов выступали лучшие музыкальные силы: С. Кусевицкий, Е. Збруева, Н. Орлов, А. Нежданова, Л. Любомич, В. Ружицкий, К. Игумнов, Л. Собинов, Ф. Шаляпин и др. Предподаватели Московской консерватории решением собрания перечисляли 2 % от жалования на содержание лазарета для беженцев. Следует отметить отдельных представителей музыкальной интеллигенции. Ф. Шаляпин открыл и содержал 2 госпиталя в Москве и Петрограде. А. Вертинский работал в московском госпитале и в санитарном поезде. За полтора года войны им было сделано 35 тысяч перевязок» (Купцова И.В. «Когда пушки стреляют, Музы молчат...»? (Художественная интеллигенция в годы Первой мировой войны) // Клио. 1997. № 1. С. 112).

И.Ф. Шаляпина вспоминала: «Во время войны в 1914 г. Шаляпин организовал на свои личные средства два лазарета: один в Москве на 15 коек, и второй в Петрограде на 30. Всю войну отец полностью содержал эти лазареты, в которых на излечении нижние чины. На открытие лазарета в одном из флигелечков, находящегося во дворе нашего дома в Москве, как полагалось, приехал городской голова. Увидев, насколько хорошо был оборудован лазарет, он предложил Федору Ивановичу предназначит его для офицеров, на что отец ответил: «Вот потому именно, что лазарет оборудован хорошо, здесь будут лечиться солдаты».

Так оно и было. Федор Иванович часто навещал раненых, беседовал с ними, рассказывал им забавные случаи из своей жизни, раздавал им подарки. В этом лазарете всю войну работала наша семья, помогая, чем возможно и ухаживая за ранеными» (Ф.И. Шаляпин: В 3-х т. М., 1976-1979. Т. 2. С. 39).

Для того, чтобы по достоинству оценить вклад художественной интеллигенции, и музыкальной в частности, в благотворительную деятельность военного времени, требуется заинтересованное исследование этого «бесславного четырехлетия» в жизни каждого композитора, музыканта, певца. Примером может послужить недооцененная до сих пор общественно-культурная деятельность Сергея Никифоровича Василенко (его «Исторические концерты», открытие и содержание госпиталей) и др. Но и общественно-культурная деятельность Шаляпина военного времени удивляет своим многообразием. Вот несколько фактов из его жизни, относящихся к началу войны.

18 октября 1914 г. состоялся большой патриотический концерт в фонд лазарета Шаляпина, прошедший с огромным успехом. 12 ноября у себя на квартире Шаляпин устроил банкет в честь художников, принимавших участие в его патриотическом концерте. Участие художников выразилось в том, что ими были разрисованы программы. Шаляпин совместно с вокальным квартетом исполнил много солдатских песен (Ф.И. Шаляпин. Летопись жизни и творчетсва: В 2-х кн. Кн. 2. Л., 1985. С. 77). 18 января 1915 г. Обществом имени А.И. Куинджи был организован художественный аукцион в пользу раненых. На этом аукционе был приобретен портрет Шаляпина работы И.Е. Репина, здесь же продавались рисунки самого Шаляпина (Речь. 1915. 19 января). Воистину, талантливый человек талантлив во всем.

Гораздо сложнее звучит вопрос о сути искусства во время войны, о месте творческой интеллигенции в духовной жизни общества военного времени. В самом начале войны на страницах русской периодики развернулась дискуссия об искусстве во время войны, молчать ли поэтам и художникам о войне. Началом спора о творчестве в военное время стали статьи Л. Андреева «Пусть не молчат поэты!» и Ан. Чеботаревской «В защиту «военной» литературы», опубликованные в «Биржевым Ведомостях». Снова возник вопрос о гражданском бездействии, о необходимости и возможности противостоять позиции «шапкамизабросайства» (Л. Андреев), зоологическому национализму, насилию над правдой. Эта дискуссия свидетельствовала об осознании творческой интеллигенции своего места в духовной жизни страны военного времени, ее стремлении быть не только свидетелем, но и участником происходящих событий.

В «Летописи жизни и творчества Ф.И. Шаляпина» современник может прочитать о том, что в начале войны в газетах «Русское слово» и «Русские ведомости» было опубликовано воззвание «По поводу войны. От писателей, художников и артистов». Среди подписавших имена Ф. Шаляпина, М. Горького, И. Бунина, Н. Телешова, А. Серафимовича, С. Коненкова, К. Коровина, А. Бахрушина и др.» А далее более мелким шрифтом: «В.И. Ленин дал резко отрицательную оценку этому документу, охарактеризованному им как «шофинистически поповский протест против немецкого варварства» (Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 26. С. 96). И более нет ни слова о сути воззвания, о ленинском термине-ярлыке, который надолго закрепится за русской художественной интеллигенцией.

Уместным будет заметить, что в среде творчесокй интеллигенции это воззвание, опубликованное 28 сентября 1914 г. в газете «Русское слово», вызвало неоднозначную оценку. Так, отзываясь на воззвание, соглашаясь с некоторыми суждениями его авторов, Л. Андреев не согласился, в частности, с тем, что писатели, художники, артисты являются свидетелями творимой германцами кровавой брани народов. «Мы - русские писатели, художники и артисты - всем сердцем нашим, нашим страданием и болью, всей нашей мыслью и душой являемся участниками происходящего. И это отнюдь не придирка к неудачному слову: тон именно свидетельства слишком характерно выражен в дальнейшем тексте заявления» (Отечество. 1914. № 1. С. 6).

Обращаясь к конкретным фактам духовной жизни военного времени, можно сказать, что деятели отечественной культуры видели назначение искусства в культурно-просветительской работе, в поисках нравственных устоев, в противостоянии национализму. Нравственные опоры общества виделись в обращении к славным страницам прошлого, в «реанимации» национального, корневого, исконно славянского в искусстве. Одна из центральных газет сообщала об обсуждении в Музыкальном обществе репертуара в связи с войной. Звучало предложение исключить Вагнера, т.к. «в театре германский дух вагнеровских сюжетов особенно заметен...» «Но как быть с Бетховеном, чей гений универсален универсальностью его гения? Необходим поворот к музыке славян: поляков, чехов (Карлович, Падеревский, Шимановский, Ружицкий, Сметана); союзников - французов и англичан («мы совсем не знаем опер Леру, Эрланже, Дюкаса, Дебюсси»).

Нужно устроить и «русский цирк», придав ему историко-патриотический характер. Как было бы поучительно для нашей учащейся молодежи, если бы театры дали цикл русских опер в виде иллюстраций русской истории. Принятие христианства («Рогнеда» Серова), борьба с татарами («Князь Игорь» Бородина), эпоха Иоанна Грозного («Опричник»о Чайковского, «Псковитянка» Корсакова), переход к новой России и эпоха Петра I («Хованщина» Мусоргского), эпоха Александра I («1812 год» Калинникова) и т.д. История России, рассказанная звуками... Такой цикл был бы высокопатриотичным, национальным делом!» (Биржевые Ведомости. 1914. 5 сентября).

На второй год войны (1915 г.) пришлось 25-летие сценической деятельности Шаляпина. От официальных чествований юбиляр отказался в связ с тяжелой обстановкой в России, порожденной войной. Но это чествование, по мнению М. Горького, активно занимавшегося в годы войны культурно-воспитательной работой, имело огромное значение. В своем письме от 15 июля 1915 г., адресованном А.И. Зилоти, М. Горький сказал, в частности: «Я уверен, что из этого дела можно устроить прекрасный культурный праздник, тем более прекрасный, что он будет сделан во дни всеобщего одичания и озверения. Предлагаю вам себя сотрудником в этой славной работе» (Летопись жизни и творчества Ф.И. Шаляпина: В 2-х кн. Кн. 2. Л., 1985. С. 88).

18 декабря, в праздничный вечер, после официальных приветствий и поздравлений от артистов Ф.И. Шаляпин обратился к товарищам и публике с краткой речью. Он сказал, что в тяжелое время, переживаемое родиной, когда совершаются мировые события, он не думал, что такое незначительное событие, как его юбилей, будет отмечено, и что поэтому ему особенно дорого выражение чувств к нему. «Спасибо, русское спасибо до земли», - сказал он в заключение» («Вражья сила» Серова в Народном доме. Юбилей Ф.И. Шаляпина // Речь. 1915. 19 декабря). 25-летие сценической деятельности, таким образом, было не только фактом биографии певца, оно органически вошло в русло социально значимой просветительской деятельности отечественной музыкальной интеллигенции.

Вопрос о воспитании отечественного зрителя, слушателя, читателя для художественной интеллигенции военного времени стал вопросом о соотношении интернационального и национального. Обращаясь к национальному, исконно русскому, важно было избежать другой крайности - пренебрежения к нерусскому, прежде всего к немецкому. В монографии Г.А. Поляновского о композиторе С.Н. Василенко приводится пример: «В программах концертов 1915-1916 годов администрацией регулярно вычеркивались сочинения Вагнера, Рихарда Штрауса и других германских и австрийских композиторов (Регера, Брукнера, Малера). Василенко ездил к градоначальнику, убеждал его, доказывая нелепость запрещения. Добился он только разрешения исполнения старинных немецких композиторов и таких авторов, как Моцарт, Бетховен, Шуман, Шуберт» (Поляновский Г.А. С.Н. Василенко. М., 1964. С. 57).

Интернационализм Шаляпина выразился в моральной поддержке и материальной помощи польскому народу, пострадавшему от немцев. В конце октября 1914 г. Шаляпин совершил поездку в Варшаву. 25 октября польский писатель Т. Моджеевский подарил Шаляпину свою книгу и в прилагаемой записке благодарил его за пожертвование, внесенное «в пользу разоренной Польши». Польская колония телеграфировала из Петрограда, что она шлет «самые искренние и горячие пожелания беспредельной благодарности за братскую помощь несчастным женщинам, детям и старикам разоренной пруссаками польши и просит верить чувствам глубокого почтеиня и восторга, которые навсегда сохранят в сердцах своих друзьях по крови, славяне, поляки» (Летопись жизни и творчества Ф.И. Шаляпина: В 2-х кн. Кн. 2. С. 77). 30 октября состоялся концерт Шаляпина в зале Филармонии в Варшаве. Ветеран польской сцены Лещинский произнес специально речь на русском языке, еще раз приветствуя Шаляпина как великого художника и подчеркивая единение русских и поляков. Шаляпин обнял и расцеловал Лещинского и заявил, что он выступил с концертом в пользу пострадавшей ПОльши, руководимый чувством гражданского долга» (Шаляпин в Варшаве // Русское слово. 1914. 31 октября).

Нам представляется необходимым изучение воздействия войны на музыкальное искусство 1914-1918 годов, в частности, возрастание интереса к исконно народному, национальному. В этом плане можно было бы исследовать репертуар Шаляпина военных лет.

В отношении Шаляпина к войне необходимо видеть не только гражданскую позицию, не только социальную составляющую, но и индивидуальное восприятие, отношение художника к войне. Специфика художественного восприятия действительности, отличия взглядов художника от суждений общественного деятеля очень часто игнорируются в работах по социальной истории России. О том, насколько трудна и неблагодатна эта тема - будни тыловой жизни, свидетельствует такой факт. Когда готовилась к изданию одна из книг воспоминаний о 1974-1921 годах, то по воле первых издателей в 30-е годы была исключена глава о Первой мировой войне именно в силе ее отдаленности, невыразительности обыденной жизни военных лет. «Главное событие 1914-15-16 годов - война - где-то далеко; известия о ней - из газет, от прибывающих очевидцев» (Окунев Н.П. «Дневник москвича (1917-1924)». Париж. 1990. С. 5). Тогда как последовавшая за войной революция - вот она, перед глазами! Воорженные толпы, стрельба под окноами домов. По сути, о том же самом - о том, как трудно запечатлеть военную повседневность, уловить общее настроение, - свидетельствуют следующие записи Шаляпина:
Все шло как будто своим чередом. Магазины торговали, кареты разъезжали, дуговые фонари освещали Морскую. Театры работали весело и были переполнены. И только иногда те или иные слухи волновали общество. То это были официальные и громкие известия о победах, то из уст в уста шепотом передавались проникавшие в столицу известия о несчастиях в армии. Говорили о гибели в Мазурских озерах двух корпусов, а то становилось известным, что в каких-то лесах в двухдневном бою было уничтожено несколько десятков тысяч русских солдат... в газетах об этих несчастиях сообщали деликатно, и десятки тысяч переделывались в простые сотни. Нули куда-то исчезали... стало слышно, что не хватает снарядов, и что несчастной армии, солдатам и офицерам приходится иногда встречать наступающего врага открытой грудью в прямом и самом трагическом смысле этого слова. <...>

Война затягивалась и приобретала удручающую монотонность. С каждым месяцем становилось все яснее, что немец силен, что воевать с ним победоносно не очень-то легко. Я изредк видел солдат и беседовал с ними. <...> Из бесед с солдатами я вынес грустное убеждение, что люди эти не знаю, за что, собственно, сражаются. Тем патетичнее казалась мне их безропотная готовность делать свое дело... Монотонно текла война. Теперь даже трудно выделить из этого однообразного потока событий какое-нибудь одно, которое особенно поражало бы воспоминание» (Шаляпин Ф.И. Маска и душа. М., 1989. С. 149-150).

Можно с большой долей уверенности предположить, что Шаляпин, пусть и интуитивно, понимал, что одна из задач искусства военного времени - противостояние апатии, безысходности, унынию в обществе военного времени. В письме М.Ф. Волькенштейну 6 июля 1916 г. из Фороса Шаляпин писал: «Заходили в парк Гурзуфа. Слушали очаровательных, милых и веселых итальянцев - они играют и поют в Гурзуфском парке. Славные ребята. Так приятно было их видеть поющими и танцующими перед толпой «самоедов». Их веселью откликались даже деревья, одобрительно шумя листьями, - на их песни слетались грачи и весело, как бы удивляясь или высказывая о чем-то догадку, кричали «а-а, а-а!», а «I ame slave» продолжала равнодушно и лениво молчать. Было страшно видеть под чудесным, глубоким южным небом, усеянным звездами, эту толпу лапландцев, черт бы их побрал!» (Шаляпин Ф.И. Литературное наследство: В 2-х т. Письма. Статьи. Воспоминания. Т. 1. М., 1959. С. 429-430).

C другой стороны, многие художники не поддерживали царское правительство, которое не сумело предотвратить войну. В письме М.Ф. Волькенштейну от 9 августа 1915 г. Шаляпин так объяснил свой отказ петь в опере «Жизнь за царя»: «Все это было бы хорошо, если бы не тяжкий момент, который переживаем мы все, русские люди. Если взглянуть серьезно на всю нашу жизнь и увидеть тот ужас, к которому привели нас традиции глупейшие и ничтожнейшие, то думается мне, - как смешно будет в дни, когда целый народ, может быть, стоит на краю гибели, когда гибнут сотни тысяч людей, исключительно от заведенных нашими царями и их жалкими приспешниками традиций, для них только удобных, повторяю, как смешно будет 30 августа распевать «Жизнь за царя!» Ведь это равносильно все тем же молебнам о даровании победы» (Шаляпин Ф.И. Литературное наследство: В 2-х т. Письма. Статьи. Воспоминания. Т. 1., М., 1959. С. 427).

В истории русского искусства начала XX века тема Первой мировой войны в литературе, живописи, музыке 1914-1918 годов - пожалуй, самая неразработанная проблема. Каков он, облик войны? У А.Н. Толстого в дневниковой записи можно прочитать «об офицере-наблюдателе, который глядел в бинокль на атаку наших солдат. Они добежали до окопов истали вышвыривать оттуда на трассах немцев, как снопы. Он без чувств повалилися с дерева» (А.Н. Толстой. Материалы и исследования. М., 1985. С. 343). Существуют ли звуки, краски, слова, для того чтобы передать подлинный ужас войны, если кадровый офицер потерял сознание при виде ее бесчеловечености? Какой след оставила война в восприятии Шаляпина-художника?

Во время пребывания в Варшаве Шаляпину «была дана возможность увидеть Саконтянский лес, где во время наступления немцев шли бои. Этот лес находился в нескольких верстах от Варшавы. Вот как передал свои впечатления Ф.И. Шаляпин в своей книге «Маска и душа».

«Место битвы произвело на меня огромное впечатление. Вековые сосны были перерезаны пополам. Земля была изрыта вся снарядами. Зияли свежие ямы и овраги. Кое-где валялись еще трупы ободранных лошадей. А тут и там в лесу стояли деревянные кресты на свежих солдатских могилах. На одном из этих крестов ухарски была надета разодранная солдатская шапка, и это ухарское, «набекрень» в соединении с могилой, эта горячая нота молодечества, в холодном безмолвии смерти создавали жуткое настроение. Я думаю, что труп убитого не потряс бы меня с такой силой, как эта пустая на кресте солдатская шапка. Я подошел к этой могиле, снял шапку и наклонился, став на колено. И тут в рыхлой земле я увидел: валялась какая-то книжечка с отметками об успехах... Запыленную, в кусках приставшей грязи и крови, я стал ее перелистывать. Читаю: «За отлично-усердную службу»... Как много в этих нескольких словах сказано! Что надо было вынести и перетерпеть за эту «отлично-усердную» службу. И переходы, и траншеи, и адский огонь, и холодоные ночи, и недостаток снарядов и открытая беззащитная грудь... И вот последнее усердие, последнее отличие: деревянный крест в Саконтянском лесу над могилой неизвестного солдата...» (Шаляпин Ф. Маска и душа. Мои сорок лет на театре. М., 1989. С. 151).

В этой вроде бы незначительной детали - набекрень надетой на крест солдатской шапке - выразилась специфика видения войны художником. Запечатлена не панорама и перечисляются не ужасы смерти, увидена деталь войны, передано ее воздействие. Сколько их подобного рода «осколков» войны разбросано по письмам, военным дневникам! У А.Н. Толстого в «Листках из записных книжек»: «...Поезд с ранеными. «От пальца дух гнилой; палец - бог с ним, боюсь, вся рука загниет». «Солдаты грабили лавки, в один мешок совали все. Разбили москательную лавку, вымазали весь город...» «Про близорукого поручика, во время атаки потерял пенсне. Бродил, подпираясь ружьем, пока не залез к австрийцам в окопы...» (Цит. по кн.: Поляк Л.М. Алексей Толстой-художник. Проза. М., 1964. С. 129).

В произведении Ф. Степуна «Из писем прапорщика-артиллериста» есть сцена похорон: «Все время, пока шло отпевание, налево, в нескольких саженях, происходило другое дело. Убивали и рассекали корову. Слова «со святыми упокой» и особенно почему-то дорогие мне «упокой, Господи, раба твоего» перемешивались с мычанием и ударами топора» (Степун Ф.А. Из писем прапорщика-артиллериста. Томск. 2000. С. 145).

Спустя какое-то время после посещения Саконтянского леса, будучи в Петрограде, Шаляпин вспомнил о том солдатском кресте. Вспомнил после вечера в честь союзников-французов, после речей, объятий, тостов за победу до конца: «И этот вечер, такой искренний и веселый, остался бы в моей душе безоблачно-радостным воспоминанием, если бы мой российский снег в это холодное российское утро не хрустел бы под моими ногами с особым каким-то прискрипом, в котором мне слышалось: усердная, усердная, усердная служба...

Хрустел под ногами российский снег в туманное петербургское утро, и вспоминался мне деревянный крест и ухарски, набекрень надетая на него пустая солдатская шапка... Усердная, усердная, усердная...» (Шаляпин Ф.И. Маска и душа. Мои сорок лет на театре. М., 1989. С. 152).

При исследовании искусства переломных, трагических событий принято говорить о пророчествах поэтов. Известно, что Первая мировая война стала прологом революции, изменившей судьбу России и судьбу самого Шаляпина. Можно ли говорить о каком-либо пророчестве Шаляпина-исполнителя? Небезынтересным в данном отношении представляется исполнение Шаляпиным «Марсельезы», ставшей после войны революицонным гимном. Вот каким услышал французский гимн в исполнении Шаляпина С. Маковский, редактор журнала «Аполлон»: «Весна 1916 года. Юбилейный русско-французский банкет. (...) В 1916 году как раз исполнилось двадцатипятилетие со дня франко-русского соглашения; французы вспомнили об когда расползлись слухи о намерении России, благодаря проискам Распутина, заключить сепаратный мир с немцами. Были приглашены виднейшие члены Думы и Государственного совета (либеральное крыло), представители политических партий и светских кругов, дипломаты всех «союзных» государств. Согласился присутствовать на торжестве и председатель Совета министров Б.В. Штюрмер. За ним записалось большинство министров во главе с С.Д. Сазоновым, министром иностранных дел. А.К. Глазунова и А.И. Зилоти попросили исполнить - что требовалось по ритуалу - русский гимн, торжественно, на двух роялях.

Но вечер требовал также «Марсельезы». С этой задачей, с исполнением «Марсельезы» по-французски, мог справиться один Шаляпин. Устроилось и это: Шаляпин обещал, а Зилоти вызвался аккомпанировать. Обмен речами с русской и французской сторон. От кадетов выступил В.А. Маклаков. Главная мысль этой речи заключалась в том, что хотя кадеты пацифисты, но в этой войне они за войну до победы, потому что эта война - последняя война, война против войны...

Настал черед Шаляпина. Он взошел на невысокую эстраду и стал спиной к роялю. Зилоти взял вступительные аккорды, и волной понеслось шаляпинское:
Allons enfants de la patrie...

Я уверен, что все бывшие на этом банкете подтвердили бы мое впечатление. Шаляпин спел «Марсельезу» с таким драматическим воодушевлением, с каким вряд ли когда-нибудь кто пел до него. Это почувствовали и сидящие за столом французы.

«Марсельеза» Шаляпиным была пропета с необыкновенным подъемом, и не только в смысле чисто музыкальном: песнь Руже де Лиля в устах Шаляпина на этом петербургском торжестве, за год приблизительно до крушения императорской России, прозвучала каким-то пророческим предвестием революции. В этот год она висела в воздухе. Когда запел Шаляпин, революционная буря ворвалась в залу, и многим не по себе стало от звуков этой песенной бури. За столом замерли - одни с испугом, другие со сладостным головокружением. Бедный Штюрмер, сидевший рядом с Родзянко, врос в свою тарелку, сгорбился, зажмурив глаза. Да и не он один.

Шаляпин и тут «сошел с ума», гениально войдя в роль: уже если петь песню Великой французской революции, то петь по-настоящему - так чтобы дрогнули сердца и услышали набат рока. Французские слова он произносил безукоризненно, как истый француз (хоть говорил по-французски плохо). Видимо, готовился к выступлению с обычным вниканием во все детали текста. Пророческий клик Шаляпина все покрыл, увлек за собой - и развеял, обратил в ничтожество призрак преходящей действительности...

Сознавал ли тогда Шаляпин, какую русскую судьбу предсказал он своей «Марсельезой»? Хотел ли он, друг Максима Горького, прозвучать каким-то «буревестником» над обреченной императорской Россией? Или бессознательно отдался он своей стихии, и не стало для него преград времени?» (Маковский С.К. Портреты современников: На Парнасе «Серебряного века». Художественная критика. Стихи. М., 2000. С. 113-115).

Подлинное, неоднозначное отношение Шаляпина к войне выявляется в перекрестии общего и частного в российской художественной культуре военного времени. Четыре года бесславной для России войны не могут не удивлять «шаляпинским диапазозоном»:
это и банкет на правительственном уровне, на котором обсуждалась необходимость дальнейших сражений;
это лес под Варшавой, где увиден был крест с каской, висевшей набекрень;
это солдатские лазареты, беседы с ранеными, концерты для них;
это снаряжение и проводы автомобильного отряда, отвозившего из Петрограда на фронт медикаменты, гостинцы, теплое белье;
это художественные аукционы и концерты, средства от которых направлялись для помощи раненым;
это «Марсельеза», исполненная накануне революции, в результате которой не стало прежней России, революции, лишившей великого певца родины...

Материалы конференции «Ф.И. Шаляпин и С.В. Рахманинов — вершины музыкального творчества XX века». Тамбов, 2003.

Комментарии читателей

Всего комментариев: 0

Вы можете оставить свой комментарий:

*Ваше имя:
E-mail:
Страна, город:
*Комментарий:
* :

* - обязательно для заполнения
Ваш E-mail будет доступен только администратору сайта.


Мы используем технологии, такие как файлы «cookie», которые обеспечивают правильную работу сайта.
Продолжая использовать сайт, вы даете согласие на обработку файлов «cookie». 152-ФЗ «О персональных данных». Принимаю